Охотник на тюленей.

Александр Рогожкин снял военную драму без единого выстрела

Мария Кувшинова
Для Ведомостей
06.07.2006, №122 (1649) 


Прямиком из конкурса “Кинотавра” в наши кинотеатры прибыл “Перегон”, новый фильма Александра Рогожкина (“Особенности национальной охоты”, “Кукушка”), в смысле жанровой принадлежности охарактеризованный производителем как “трагикомедия военных лет”, а по визуальной части исполненный в эстетике пригламуренного ретро.


Аэропорт “Дальний”, Чукотка, 1943 год. В обмен на золотые слитки американское правительство поставляет советской армии самолеты. Принимающая сторона — младшие офицеры, вчера из училища, они поведут борты дальше, на Большую землю, на фронт. В числе тех, кто следит за ними с земли, обезумевший после контузии комендант Юрченко (Алексей Серебряков), молчаливый командир Лисневский (Даниил Страхов), юный чукотский прохиндей Василий (Алексей Петров), томная библиотекарша Зарева (невиданная в большом кино со времен “Курьера” Анастасия Немоляева), бывший конструктор и политзек Ромадановский (Юрий Орлов) и еще несколько десятков не столь запоминающихся персонажей. Ключевой нюанс перегона — с Аляски на “Дальний” прилетают летчики исключительно женского пола. С ними офицеры танцуют фокстрот и ведут задушевные беседы. Обстоятельство это позволяет использовать любимый Рогожкиным (а также, например, Джармушем) прием — каждый говорит на своем языке, никто друг друга не понимает, а зрителям вроде как смешно.

“Перегон” — в высшей степени медитативное кино. Битых два часа на экране не возникает ни одной сюжетной линии — половая принадлежность летчиц не подарит нам ни одного романа, режиссер-пацифист не позволит прозвучать ни единому выстрела, все смерти будут происходить исключительно за кадром. Герои ходят, наливают суп, едят суп, садятся в самолеты, высаживаются из самолетов, наливают суп, садятся в самолеты — и так до бесконечности. Еще они говорят — иногда, грешным делом, можно подумать, что реплики для Рогожкина писал Сорокин (“мне не поразить их мощью своей мужской стати”, “отставить пошлости в адрес своего боевого товарища” — это младшие офицеры за дружеской беседой и совершенно без иронии). Комедийные обязанности великодушно берут на себя рыжая собака Муза и молочный поросенок Тарасик, но им Рогожкин отдает куда меньше времени, чем насупленным бровям комсомольского Алена Делона Даниила Страхова. Справедливости ради стоит отметить, что есть в “Перегоне” еще чукча, рассказывающий анекдоты про чукчей, и бесконечно повторяемая шутка про офицера Нулина, которого сослуживцы зовут (в зале раздаются нестройные смешки) Очком.

Наконец, спустя два с небольшим часа, на экране начинает что-то происходить. Выдать сюжетный поворот хотя бы намеком — значит бесконечно провиниться перед зрителем, который уже два раза ходил курить и минут пятнадцать просидел в баре. С появлением всевидящего особиста Гуцавы (Кирилл Ульянов), единственного живого персонажа картины, начинает казаться, что все сюжетные щепки, все реплики и взгляды сейчас будут собраны в один большой костер и “Перегон” обернется инвертированным “Твин Пиксом”, в котором сначала отгадки, а загадка в самом конце (кто не следил — вини себя). Но увы, в финале стреляет далеко не каждое из развешанных Рогожкиным ружей, а гарнизонный “Твин Пикс” (не в пример лучше этого) у нас уже был — “Граница” Александра Митты.

Каждая новая картина, на афише которой изображены мужчины в древнесоветских фуражках, возвращает в состояние школьника, страдающего над произведениями обязательной программы. Не хочется читать, а надо — иначе не переведут в следующий класс, а там, говорят, проходят “Дневной дозор” и “Меченосца”. Школьник не в силах изменить программу. Зритель не вправе спорить с культурным контекстом, для которого 40-е годы прошлого века по-прежнему приоритет.

В контексте же творчества Александра Рогожкина “Перегон” — сплошной самоповтор, вторая заварка с “Кукушки”, в которую для отвода глаз (но не для улучшения вкусовых качеств) добавлено несколько десятков второстепенных персонажей. Все это было у Рогожкина, и было лучше: и гуманизм, и трудности перевода, и грубоватый юмор, и метафорическое зачатие, и рождение ребенка, у которого два отца, и северные сумерки, под покровом которых мудрый туземец с винчестером ждет, когда из проруби покажется голова тюленя.


Поделиться

КНОПКИ СОЦСЕТЕЙ

Дизайн и оформление сайта: Nika

Поиск по сайту



Введите ваш запрос для начала поиска.

КАРТА САЙТА

Контакты

  • Email: nika@daniil-strahov.ru
  • Вопросы по работе сайта, обмен ссылками пишите на

  • Email: admin@daniil-strahov.ru